Интервью

Музы никогда не заставляли пушки замолчать
В далекую пору "позднего застоя" повести Полякова – "Работа над ошибками", "Сто дней до приказа", "ЧП районного масштаба", "Апофегей", "Парижская любовь Кости Гуманкова" и другие – замахивались на устои советского общества, слывшие святыми и непогрешимыми: школу, армию, профсоюзы и, страшно сказать, аппарат. Они были одним из художественных выражений перестройки.
Прошло время, произошли многие политические и экономические потрясения. Взгляды Юрия Полякова эволюционировали. Но, так же, как и 30-40 лет назад, он их не скрывает. Напротив, сейчас в творчестве этого автора стало больше собственно публицистических страниц, а его художественная проза еще гуще пронизана социальными мотивами, если это возможно.
Ваши новые книги – в основном публицистика. Пишется ли параллельно художественная проза, или "лета клонят" к суровому гражданскому слогу? В интернете появилась информация, что вы пишете сборник рассказов о советском детстве. Какие они будут по настроению? Перекликаются ли с вашими "советскими" повестями, на которых лично я росла – "Работой над ошибками", "100 дней", "Апофегей", "ЧП районного масштаба" и пр.?
Это ошибочное впечатление. Вероятно, вы следите за новинками русской прозы по коротким спискам "Букера", "Большой книги" или "Ясной поляны", где меня нет по известным причинам. Кстати, я в течение нескольких лет был "академиком" экспертной группы "Большой книги", убедился в том, что это чистой воды лохотрон: на тебя жестко давят, чтобы ты отдал свой голос, скажем, Прилепину, а не Алексиевич, графоман Леонид Юзефович легко обходит выдающегося прозаика Александра Терехова. В общем, я со скандалом сложил с себя полномочия.
Напомню, что за последние десять лет у меня вышли в свет огромная "ироническая эпопея" "Гипсовый трубач", которую издатели выпускали частями, и два больших романа – "Любовь в эпоху перемен" и "Веселая жизнь, или Секс в СССР", последний вот уже полгода является лидером продаж, о чем вы тоже, вероятно, не подозреваете. В тот же период появились гораздо меньшие по объему сборники моей публицистики: "Левиафан и Либерофан", "Перелетная элита", "Желание быть русским", "Босх в помощь!", куда я включил мои статьи и интервью, выходившие в периодике. Так что никакого ухода из прозы в публицистику не наблюдается.
Несколько лет назад вы говорили, что готовите новую редакцию знаменитой повести "100 дней до приказа", куда войдут не пропущенные в свое время советской цензурой страницы и ваша армейская переписка с любимой. Эта книга вышла? Кстати, какую бы сейчас вы написали повесть об армии? Не было мысли затронуть тенденцию "откупать" или иначе "освобождать" сыновей от армии, активно проявляемую родителями?
Да, я собирался опубликовать первый, запрещенный военной цензурой, вариант "Ста дней", написанный в 1980 году, но когда разобрал архив и обратился к рукописи, обнаружил, что рукопись действительно нуждалась в доработке, а рекомендации редакторов носили в основном литературный, а не идеологический характер. От редакции к редакции вещь в самом деле становилась лучше, и то, что я убрал из текста казарменный мат, пошло ей на пользу. В конце концов, я отказался от идеи публикации первого варианта. Тем более, что "Сто дней" были напечатаны в 1987 году в журнале "Юность" у Андрея Дементьева не потому, что я "доработал" текст и убрал "острые места" (они-то как раз остались), а потому что Горбачев, боясь военного переворота, воспользовался приземлением немца Руста на Красной площади (очень странная история!) и снял всю военную верхушку, включая руководителя военной цензуры. Этим-то и воспользовался Дементьев, поставив непроходную повесть в ноябрьский номер.
А проблемы современной армии находят отражение в моей прозе, драматургии, публицистике. К тому же я много лет являюсь членом Общественного совета при Министре Обороны РФ. Однако живого опыта современной армейской жизни у меня нет, а без этого писать прозу об армии так же невозможно, как сочинить книгу о городе Курске, где был проездом и успел лишь выпить пива на вокзале.
Еще одна ваше яркое произведение 90-х - "Ворошиловский стрелок". Его сюжетная и нравственная коллизия активно обсуждалась в обществе. Если бы вы сегодня обратились к этой теме, то решили бы ее так же, или что-то переосмыслено за прошедшие годы?
Коллега, мне чужие лавры не нужны. Эта легендарная лента снята была покойным Станиславом Сергеевичем Говорухиным по мотивам повести отличного писателя-детективиста Виктора Пронина "Женщина по средам". Сценарий писали Говорухин, Бородянский и ваш покорный слуга, прорабатывавший диалоги. Действительно, название "Ворошиловский стрелок" предложил режиссеру я – и он предложение принял. Да, в самом деле, либеральная критика поначалу обругала наш фильм, заявив, что Говорухин и Ульянов "зовут Русь к топору!" Интересно, что те же самые критики тогда же в 1990-е годы восхищались голливудскими боевиками, в которых оскорбленный "тихий" американец", купив кольт невозможного калибра, мстил своим обидчикам, укладывая трупы штабелями. "Вот, - восклицали они, – у американцев есть чувство собственного достоинства, поэтому они лучшие в мире, а мы рабы государства!" Но стоило рабу-фронтовику взять в руки винтовку, чтобы отомстить за поруганную внучку (а в основе фильма – реальная история), они завопили: "Караул!" Впрочем, двойные стандарты наших либералов общеизвестны. Я же думаю, власть не должна доводить граждан до такого состояния, когда они берутся за оружие, чтобы восстановить попранную справедливость, а ее у нас в Отечестве становится все меньше – в отличие от нефти и газа…
Я думаю, писатель силен прежде всего своей искренностью и умением нащупать болевые точки современной жизни, конечно, при наличии вербального таланта. Увы, в последние десятилетия наплодилось множество авторов, во-первых, плохо владеющих русским языком, а во-вторых, считающих лукавство и уклончивость литературными достоинствами. Они ошибаются: неискренность - профессиональная черта дипломатов, а не писателей. И хотя власти предержащие ныне почти не прислушиваются к мнению писателей, наш долг говорить правду и читателям, и сильным мира сего. Да, за это не получишь нынче премию "Большая книга", но ведь и Льву Толстому не дали ни Нобелевскую премию, и премии "Ясная поляна" у него не было.
Нам, товарищи, нужны
Подобрее Щедрины.
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали…
Далее. Случайно или целенаправленно во главе всех частей распавшегося Союза писателей оказались или ничтожные литературные персоны, или талантливые литераторы, лишенные воли и принципов. В результате влияние писательского сообщества на российский социум сегодня можно определить названием одного странного романа "Около нуля". Сегодня новый руководитель Союза писателей России Николай Иванов предпринимает отчаянные усилия, чтобы реанимировать некогда мощную организацию. Хочется пожелать ему удачи… А музы, по-моему, никогда не заставляли пушки замолчать. Напротив, музы в случае войны меняли свои кифары на боевые трубы. Бороться за мир – это благородное дело, а быть пацифистом во время войны – это примерно то же самое, как объявить себя непротивленцем, когда на твоих глазах хулиганы убивают прохожего.
В качестве доверенного лица Президента России что лично вы или ваши коллеги могут сделать для культуры, искусства, писательского цеха? Недавно вы говорили в интервью, что вас потрясла ситуация с Татьяной Дорониной – но можете ли вы, скажем, вмешаться в нее или в какие-то иные шокирующие общественные ситуации?
Я был трижды доверенным лицом Владимира Путина, 14 лет входил в состав президентского Совета по культуре. К сожалению, почти все мои инициативы так ничем и не закончились. Да, президент поддержал мое предложение возродить эталонное издательство "Художественная литература", но исполнители нашли туда такого директора, что я даже пожалел о своей инициативе. Я много раз призывал вернуть "Роспечать", развалившую книжное и литературное дело в стране, в лоно Министерства культуры. Со мной все соглашались, но писатели до сих пор остаются в ведении Министерства цифрового развития. Не странно ли?
О "молодой" литературе – читаете ли вы ее? Какие наблюдаете тенденции? Выделяете ли каких-то авторов, у которых есть потенциал? Были ли в вашей биографии случаи, когда вы помогали открытию молодых талантов? Считаете ли вы перспективным то, что сейчас люди приходят в литературу?
Да, я помогал молодым писателям. В советские времена даже был секретарем Союза писателей РСФСР по работе с молодыми. В бытность главным редактором ЛГ придумал тематическую полосу "Литрезерв", где опубликовались многие талантливые дебютанты. В затеянной мною премии "Золотой Дельвиг" имелась специальная номинация для талантливой молодежи. Читаю ли я молодую литературу? Приходится… Что меня в ней смущает? Во-первых, обилие авторов, лишенных от природы вербальных способностей. Им не объяснили в самом начале, что без особого словесного дара в литературе делать нечего. Раньше для этого существовал целый штат консультантов, которые мягко, но твердо объясняли: "Вам, голубчик (голубушка) лучше поискать другую сферу применения для своего честолюбия!" Именно это я бы сказал трем четвертям лауреатов премий "Большая книга", "Букер", "Ясная поляна" и т.д. Во-вторых, период ученичества, овладения литературным ремеслом ныне сведен до минимума, а то и вообще упразднен. В свет выпускаются книги, которые во времена моей литературной юности редактор вернул бы на доработку со словами: "Вам еще рано писать, надо еще долго учиться!" А теперь такой "сырец" не только поступает на магазинные полки, но и отмечается премиями, например, за конъюнктурный антисоветизм. Молодой автор, обретя лавры, решает, что учиться больше нечему, что он мастер, а он даже не подмастерье… Понятно, что такие "недоподмастерья" создать настоящие произведения не в состоянии. Увы, у нас сейчас принято из политических соображений заигрывать с молодежью, и на состоянии современной русской литературы это отражается не лучшим образом. Низкий уровень "поэтов", приехавший на творческий семинар в Тавриду, меня просто ошеломил. Такое впечатление, что их просто поймали на улице и попросили некоторое время поизображать из себя стихотворцев…
Это неизбежность. Придя в 2001 году на пост главного редактора "ЛГ", я озаботился созданием сайта. Его попросту не было, хотя газетой до меня руководили весьма продвинутые журналисты. Сегодня количество пользователей сайта "ЛГ" значительно превышает бумажный тираж. Ну и что? Главное, не носитель, а содержание. Эпос о Гильгамеше, выдавленный на глиняных табличках, мы сегодня можем прочесть на планшете. И что? Гильгамеш от этого поменял сексуальную ориентацию? Нет, не поменял.
А вот тема "рынок и пресса" - совсем другой разговор. Между прочим, ЛГ, основанная Пушкиным и Дельвигом в 1830 году (нам скоро исполнится 190 лет), закрылась во второй половине 19-го века, когда в газетно-журнальную сферу пришли настоящие рыночные отношения. Мне кажется, наша власть не совсем понимает, что "ЛГ" и "толстые" журналы – это особый, исторически сложившийся, очень важный сектор культуры, который не может зависеть от рыночной стихии, ведь не закрывают же, к примеру, разные музеи-квартиры, хотя окупить они себя не могут. Вопрос о толстых журналах мы тоже ставили перед президентом на совете по культуре и Литературной совещании в 2014 году, но воз и ныне там. Надеюсь, когда Роспечать вернут в лоно Минкультуры, решится вопрос и с финансированием "толстых" журналов. Речь идет ведь о небольших деньгах. Средств, потраченных на одни гастроли большого симфонического оркестра, той же "Юности" хватит на год. Другое дело, что возглавлять "толстые" журналы должны крупные писатели с разными, желательно, идейно-эстетическими предпочтениями. Сегодня же во главе иных изданий стоят просто анекдотические персонажи, частично описанные мной в сатирических романах.
Конечно, задают. В моем новом романе "Веселая жизнь, или Секс в СССР", тоже отчасти посвященном литературным нравам, мелькает "косящая" под Ахмадуллину поэтесса Ника Лаева. Говорят, "прототипша" себя узнала и смертельно обиделась. Впрочем, на все эти вопросы я ответил в эссе "Как я варил козленка в молоке" и "Как я ваял "Гипсового трубача", их можно прочесть на моем сайте, а скоро они в новой редакции выйдут в сборнике "Селфи с музой".